Он постучал по иллюминатору ногтем.
– Надеюсь, нам не придется им пользоваться в этом районе?
– Как так? – сказал Чарли.
– Мы пользуемся окошком, только если потеряемся. Если корабль отклонится от угла входа в коллапсар на долю радиана, мы вполне можем вынырнуть на другом краю Галактики. Мы можем грубо определить позицию по спектрам наиболее ярких звезд, это как отпечатки пальцев. Достаточно определить три звезды и можно триангулировать.
– И найти ближайший коллапсар, и попробовать вернуться на старый путь, – сказал я.
– Это не просто. Сад-135 – это единственный известный нам коллапсар в Магеллановых Облаках. Мы открыли его, только перехватив вражеское сообщение. Если мы найдем другой коллапсар, в случае если заблудимся в Облаках, то как мы узнаем угол входа?
– А что же делать?
– Можно залечь в резервуары, нацелить крейсер на Землю и дать полную тягу.
Через три месяца бортового времени мы будем дома.
– Да, – сказал я, – и всего 150 000 лет временной разницы. – На двадцати пяти «же» до субсветовой скорости можно разогнаться за месяц. После этого остается молиться святому Альберту.
– Да, это большой недостаток, – согласился он. – Но, по крайней мере, мы узнаем, кто выиграл войну.
Вы бы удивились, если бы узнали, сколько народу выпало из хода войны таким, очевидно, способом. Сорок две ударные группы пропали без вести. Наверное, они все ползут сейчас сквозь нормальное пространство и через века начнут появляться на Старгейте, одна за одной.
Это был бы идеальный способ дезертировать. Но только процедура прыжка программируется командованием ударных групп, человек может вмешаться в работу компьютера, только если корабль действительно выныривает в неизвестном районе космоса.
Мы с Чарли заглянули в спортзал. Он был достаточно просторный – вмещал одновременно целую дюжину людей. Я велел Чарли составить расписание, чтобы каждый мог упражняться в зале регулярно, как только мы покинем резервуары.
В столовой было едва ли просторнее. Даже если организовать четыре смены, не обойдется без толкотни. А комната отдыха для рядового состава производила еще более удручающее впечатление, чем офицерская. Я начал подозревать, что задолго до конца двадцати месяцев у меня возникнут проблемы.
Оружейная по размерам равнялась спортзалу, столовой и двум комнатам отдыха, вместе взятым. На то была причина – большое разнообразие видов оружия, эволюционировавшего сквозь столетия. Основным видом оставался боекостюм, хотя он стал куда сложнее ранних моделей.
Лейтенант Риланд наблюдал за своими подчиненными, они в последний раз проверяли укладку оружия. Если только что-то вдруг случится с этими запасами взрывчатых и радиоактивных веществ, да под ускорением…
Я ответил на его небрежный салют:
– У вас все в порядке, лейтенант?
– Да, сэр, кроме проклятых шпаг. – Шпаги предназначались для использования в стазис-поле. – Как их ни укладывай, все равно могут погнуться. Хоть бы не поломались.
Я даже приблизиться не мог к пониманию принципа стазис-поля. Современную физику и мою степень магистра разделяла пропасть шире, чем пропасть между Галилеем и Эйнштейном. Но я знал результаты его действия.
Внутри этого поля, сферического объема пятидесяти метров в радиусе, ничто не могло двигаться быстрее 16,3 метра в секунду. Внутри поля не существовало электромагнитного излучения – ни света, ни магнетизма, ни электричества. Окружающее виделось там жутко одноцветным, как на гравюре. Этот феномен мне объясняли фазовым переходом квазиэнергии из соседствующей тахион-действительности – для меня это то же самое, что флогистон. Но в результате этого все обычные виды оружия теряли эффективность. Даже нова-бомба превращалась в безжизненный кусок металла. И любое существо, оказавшееся в поле без особой изоляции, умирало в мгновение ока.
Сначала все шло так, словно нам удалось найти, наконец, абсолютное оружие. Пять тельцианских баз были уничтожены без единой потери с нашей стороны.
Нужно было только дотащить генератор до строений базы (при земной силе тяжести с этим управятся четыре крепких солдата) и наблюдать, как враг выскакивает наружу и умирает, попав в сферу поля.
Но на шестой раз тельциане были уже готовы встретить нас. Они создали защитные костюмы и вооружили солдат острыми копьями, которыми можно было проткнуть защитные костюмы наших солдат. После этого мы тоже начали вооружаться. История войны знала только три таких сражения, хотя более десятка ударных групп отправилось в рейд, вооруженных стазис-полем. Очевидно, остальные еще сражались, или были в пути, или были полностью уничтожены. Выяснить пока не представлялось возможным. Им и не рекомендовалось возвращаться без победы – это приравнивалось к «дезертирству в бою», что означало мозгостирку для всех офицеров (ходили слухи, что им потом накладывают новую личностную матрицу и отправляют обратно в «печь»).
– Мы будем использовать поле, сэр? – спросил Риланд.
– Возможно, но не сразу, если только тельциане нас не опередили. Я не в восторге от перспективы жить день за днем в боекостюме. – И я был также не в восторге от перспективы сражаться шпагой, копьем или метательным ножом, сколько бы электронных врагов ни отправил я в Валгаллу с их помощью.
Я посмотрел на часы:
– Так, нам не мешает наведаться в резервуары. Проверить, все ли готово.
До прыжка оставалось еще два часа.
Резервуарный зал напоминал химический завод – круглый пол имел добрую сотню метров в диаметре, и весь зал до предела был заполнен разнообразными машинами, выкрашенными в одинаковый тускло-серый цвет. Восемь противоперегрузочных резервуаров располагались симметрично вокруг центрального лифта, симметрию немного портил тот факт, что один резервуар был в два раза больше остальных – в нем должны были помещаться офицеры и экипаж крейсера.